Лиана Делиани - Легенда о любви и красоте[СИ]

До сих пор только Гвидо знал ее, настоящую, знал и любил. Потому что, невозможно так заботиться о человеке и не любить его, запоздало поняла Виола. Она потеряла своего нищего уже сегодня. Даже если Неаполитанский король не приедет, что–то между ними будет непоправимо уничтожено оставшимися месяцами ожидания, когда не высказанный, но очевидный, ее выбор незаслуженно унизит Гвидо, превратив в «мужа на крайний случай», в запасной вариант. А если король приедет… Гвидо не возьмет ни денег, ни дома в Милане, ничего. Уж она–то знает, как он упрям. Останется здесь или переедет в Падую, быть может даже, женится на Симонетте. Он давно нравится Симонетте, да и мальчишкам отец бы не помешал. Только вот почему ей так больно от одной лишь мысли об этом?!

Виола вытерла невесть откуда взявшиеся слезы все еще перепачканными глиной руками. Она встала с постели и, подойдя к котелку с водой, умылась и вымыла руки.

Испытанное ею в первый момент облегчение, почти осязаемо повисшее в воздухе, прогнало Гвидо прочь из лачуги. Сейчас Виола обрадовалась тому, что он хотя бы не стал свидетелем ее последующих сомнений. Больше она ни секунды не сомневалась. И не хотела, чтобы он сомневался в ней хоть одну лишнюю секунду.

Виола выбежала в освященную луной ночь. Где искать, она определила по донесшемуся до нее приглушенному звуку кашля еще до того, как разглядела силуэт на берегу реки. Он сидел за земле, наблюдая за лунными бликами на речной поверхности. Виола подошла и опустилась на колени рядом.

— Ты — мой муж, вот и выполняй свои супружеские обязанности, — сердито заявила она, стукнув кулачком по его груди.

И по тому, как быстро его тело рванулось ей навстречу, как жадно он припал к ее губам, поняла, с каким напряжением он ждал ее решения все это время.

Не размыкая губ, они рухнули на землю, и Виола почувствовала, как что–то твердое и колючее вонзилось ей в бок. Она вскрикнула.

— Прости, у меня давно не было женщины, — сказал он, чуть отстранившись и тяжело дыша.

Виола, нащупав, отшвырнула прочь вонзившуюся ей в бок ветку и обняла его за шею, притягивая к себе.

— А у меня никогда не было мужчины, — сказала она, блеснув глазами. — Так что же нам делать?

Очень мужская улыбка тронула его губы.

— Думаю, для начала стоит перебраться на кровать.

Виола помогла ему встать и, обнявшись, они вернулись в лачугу. У постели, Виолу на мгновение охватили чувства неловкости и легкой паники. Мозолистая ладонь нежно легла на ее шею, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, и девичий испуг отступил перед совсем другими ощущениями.

Муж медленно раздевал ее, целуя, лаская, гладя. Она полностью отдалась на волю его шершавых, мозолистых рук, часто и глубоко дыша. Закрыв глаза, она слышала, как с глухим стуком на пол упал деревянных протез, заменявший ему ногу при ходьбе, ощутила приятную тяжесть его тела, а почувствовав как он прикоснулся к ней там, в глубине, пульсирующей, мягкой и влажной, задрожала, беспомощная против остроты первых в ее жизни плотских наслаждений.

Когда он вошел в нее, боли она почти не почувствовала. Боль, короткая и резкая как щипок, быстро ослабела и исчезла под властью древнего инстинкта, требующего движения, еще и еще, сильнее, выше и выше, пока, наконец, с криком выгнувшись дугой, Виола не взлетела на пик наслаждения.

Она проснулась, чувствуя на душе какую–то необычную, праздничную легкость. Причину этой легкости она вспомнила, обнаружив, что лежит полностью обнаженная, заботливо укутанная в плащ. Мужа рядом не было, и Виола, приоткрыв глаза, поняла, что еще только рассвело и, что он куда–то вышел, скорее всего, за водой.

Дверь скрипнула. Приподнявшись, придерживая плащ на груди, Виола увидела мужа. Подвесив котелок с водой на огонь, он подошел к постели и сел, внимательно и нежно глядя на нее.

— Как ты? — спросил он, и в этот короткий вопрос вместилось многое — от ее физического состояния до попытки понять, не жалеет ли она о своем вчерашнем решении.

Она улыбнулась в ответ, не подозревая как хороша сейчас с розовеющими от сна щеками и пушистыми, разметавшимися по плечам волнами волос. Он притянул ее к себе, целуя висок, ушко, впадинку за ним.

— Гвидо, — с упреком шепнула она. — Уже утро.

— Доброе утро, любимая, — ответил он, приникая к ее губам.

— При свете дня нельзя. Это грех, — пыталась Виола мягко отстраниться.

— А ты представь, что еще темно, — он нежно целовал ее веки, заставляя закрыть глаза. — Клянусь, ни один солнечный луч еще не коснулся земли.

— Гвидо… — шепнула она, но так и не закончила фразы, сдаваясь.

Они лежали рядом, восстанавливая дыхание, когда первый луч солнца скользнул по стене.

— Обещай мне кое–что, — сказала Виола, отводя от его лица черные курчавые пряди.

— Все, что угодно, ваша светлость.

— Во–первых, никогда больше не называть меня так, а во–вторых — сбрить бороду.

Он озадаченно поднял брови, потом кивнул.

— А сейчас отвернись, — попросила Виола, садясь на постели и протягивая руку за платьем.

С этой ночи началась их новая жизнь. Внешне она мало изменилась, но теперь Виола понимала, о чем говорил Маттео. Ласковые взгляды, мимолетные ласкающие прикосновения — все это было так же естественно как дышать и так же необходимо. Такие мелочи расцвечивали жизнь днем, а в преддверии наступающей ночи заставляли Виолу краснеть от нетерпеливого предвкушения.

Ее немного пугало собственное отношение к тому, что она называла плотской стороной брака. Эта сторона словно затмила для нее все остальные стороны жизни. Так сильно вожделеть и наслаждаться было грехом, пусть даже все совершалось в законном браке. Периодически Виола спохватывалась и терзалась угрызениями совести, в попытках успокоить которую, не позволяла мужу целовать себя днем и требовала, чтобы он отворачивался, когда она одевается.

Муж относился к ее причудам добродушно, уважая и прислушиваясь к ней, так же как и раньше, если не более. Он сбрил бороду, но, не удовлетворившись этим, Виола сама укоротила ему волосы.

— Я хочу видеть своего мужа, а не какое–то заросшее лесное чудище, — прокомментировала она, с довольным видом оглядывая результат.

Она изучала его тело с интересом первооткрывателя, вступившего на обетованные земли. Разглядывала мужа, пока он спал, в свете затухающих отблесков пламени очага. Крупные короткие кудри, обрамляя резковатые, но обаятельные черты лица делали его моложе и привлекательнее. Она не находила его красавцем, но это было и не важно. Для нее он был особенным, единственным, чей голос, профиль, фигуру она безошибочно выделяла среди множества других.